Симона Спафопуло: артист должен быть наивным и порядочным

Симона Спафопуло с дипломом актрисы вот уже 20 лет служит в Русском театре Абхазии, а принята в труппу 25 лет назад, будучи студенткой Студии по актерскому мастерству. 

Как Вы приняли решение связать свою жизнь с театром, и насколько оно было осознанным, ведь при поступлении в актерскую студию при Русском театре Вам было всего 17 лет?

Не было сомнений при выборе профессии. Во мне это сидело с детства, меня привлекали фильмы, сложно-психологические диалоги. Первый опыт выхода на сцену был еще в школьные годы, когда я жила у бабушки в Туапсе. Там был любительский театр с профессиональным режиссером. Он моих родителей уговаривал, чтобы отпустили учиться актерской профессии, но они были непреклонны. А в 1994 году я приехала в Сухум, и через год открыли Студию при Русском театре. Был уговор с мамой, что я окончу Музыкальное училище, а потом буду поступать куда хочу. По соседству с нами жил директор театра Адгур Малия, пришел к нам с руководителем Студии Ниной Балаевой и долго маму уговаривали, чтобы я параллельно училась и там. Год в таком режиме разрывалась – из училища бежала в театр и обратно, в итоге бросила Музучилище. 

Какое достижение в профессии стало для Вас самым впечатляющим? 

Самое главное к чему пришла – в этой профессии невозможно достигнуть какого-то пика. Профессия актера – процесс постоянного поиска и нахождения. Например, если год назад мне казалось, что получила высокую оценку определенная роль, то через год это все меняется, потому что в жизни меняются обстоятельства, взгляды. И я понимаю, что этот процесс не имеет абсолютно никакой вершины. Тем и хороша эта профессия, что заставляет человека понимать, что он в постоянном походе, «вскарабкивании» к чему-то наверх, куда он в итоге не дойдет. Есть просто какие-то стадии в творчестве. Если даже кажется на данный момент, что ты достиг вершины по эмоциям и ощущениям в каком-то спектакле или роли, следующий этап будет интереснее, в тебе раскроется что-то такое, о чем ты даже не подозревал раньше.  

Какие могут быть подводные камни в Вашей профессии? Велик ли соблазн того, что популярность среди зрителей вскружит голову? Или наоборот, это большая ответственность, когда все время надо держать марку?

Абсолютно нет. Даже в 27-ой раз ты играешь спектакль как в первый раз. От каждого спектакля абсолютно разные ощущения и технически, и по самочувствию. Если идешь по проторенной дорожке – это крах. Обязательно внутри себя, внутри роли, во взаимоотношениях с персонажами находишь что-то новое прямо во время спектакля, не на репетиции, и думаешь, как это интересно, как же это неожиданно. Возникают такие необыкновенные вещи во взаимодействии со зрителями, и думаешь, откуда оно вообще вылезло. Ты вдруг по своим действиям, не головой, психоэмоциональному состоянию приходишь к чему-то новому.

Чувствует ли актер на сцене зрителей в зале? Как Вы ощущаете «дыхание зала» и оно помогает или мешает Вашей игре? 

Я всегда чувствую энергетику зала. Бывает энергетика давящая, тяжелая, что ты с первой минуты до последней чувствуешь какой-то пресс. Это необъяснимо. Это не звуки в зале или не потому что кто-то разговаривал, на уровне энергетики. Даже в драме и трагедии это больше чувствуется, потому что зрители молчат, в отличие от комедии, где они могут посмеяться или нет над шуткой со сцены. 

В любом деле есть переломные моменты. Какие были у Вас? Для многих очевидно, что с приходом нового гендиректора Ираклия Хинтба почти четыре года назад в Театре Искандера не только увеличилось количество репертуарных спектаклей, но новые постановки раскрыли для зрителей большой артистический потенциал труппы. Что и как изменилось в Вашей работе? 

Перемены начались, когда в наш театр приехала режиссер Нелли Эшба и поставила спектакль «Немая жена» и «Смуглая леди сонетов». Она вдохнула что-то новое в нашу труппу и в наш театр. Она нас очень искренне любила. Это был новый виток в нашем театре. 

И с приходом Ираклия Хинтба у нас появилось больше возможностей. Даже можно сказать, что раньше не было столько возможностей и таких возможностей. Мы познакомились с удивительными людьми и прекрасными режиссерами. Дружим с ними и много для себя открыли в связи со спектаклями. Каждая новая постановка это же общение с новыми профессионалами – режиссерами. Это интересно. Происходит рост. 

Я сыграла свою первую большую комедийную роль в 22 года – старуху Пернель в «Тартюфе». И за мной закрепилось, что я острохарактерная комедийная актриса. Когда приехал режиссер Андрей Тимошенко для постановки спектакля «Рождество в доме Купьелло», он меня поломал, я тогда почувствовала, что могу внутренний личный драматизм, грубо говоря, эксплуатировать на сцене. То, что раньше я подавляла, играя комедийные роли, появилась возможность вынести на публику, по-настоящему думать, грустить, переживать. Я почувствовала такой кайф от того, что я могу быть собой. Андрей Тимошенко - первый режиссер, который в процессе постановки преподал нам школу, мы много почерпнули на репетициях «Рождества в доме Купьелло».  И потом, когда уже ставились «Пять вечеров», несмотря на гротесковость моей Зои, линия драматизма в образе глубокая. При постановке «Купьелло», где я играла Мать, казалось, что это пик, а потом случились «Все мои сыновья», опять роль Матери, это тоже пик, но еще больший. Там трагедия такого масштаба!

Значит, Ваша первая большая драматическая роль была в спектакле «Рождество в доме Купьелло», не во «Всех моих сыновьях». Что для Вас было самым сложным при создании образа Матери в «Сыновьях»? Для меня, например, было большим удивлением узнать Ваш реальный возраст. Вы сравнительно молоды, а играете мать семейства, сыновья которой настолько взрослые, что пошли воевать. И сыграли так убедительно, что по итогам зрительского голосования признаны лучшей исполнительницей женской роли.  

Самым сложным был синтез характеров в одной женщине. И у нее неоднозначная задача. Она ведь не ждет сына, она понимает, что он не вернется, но она хочет сохранить целостность семьи, ей приходится играть семейное счастье и благополучие, зная правду о поступке главы семейства. Когда мы впервые прочли сценарий, я просто схватилась за голову, и говорю, как я это сделаю. Если была бы одна линия – женщина признала, что ее сын умер, и она страдает на протяжении всего спектакля - а тут она пытается всех собрать, удержать. То, что у меня ногти накрашены красным цветом в спектакле, элемент, который я от себя внесла, говорит о том, что жизнь продолжается, она всех хочет в этом убедить, ради семьи, мужа и оставшегося в живых сына. Она понимает больше всех, что сын не вернется, но какая сила в ней, что она до последнего пытается держаться. Было сложно, но Антон Киселюс настолько талантливый режиссер, он так сумел развести по задачам и мизансценам, что оно вывело туда. Ненавязчиво, не пытался ковырять, он всегда так все выстраивает, что как пазл все собирается так, как нужно. 

Вы как-то говорили, что исполнять главную роль легче, чем быть второстепенным исполнителем в спектакле, так как вписаться в ансамбль сложнее, чем солировать, где есть возможность импровизировать. Почему так получается? 

Когда ты винтик в механизме, ты дожжен играть на главного персонажа, поддерживать его, ты не имеешь права импровизировать. Главный герой имеет право сымпровизировать и повести за собой. Когда ты в ансамбле, нужно подхватывать за ним и создавать соответствующий темпоритим. В «Визите старой дамы» я стою и молчу, и понимаю, что от того, как оцениваю внутренне происходящее на сцене, если потеряю линию, картинка распадется. Конечно, будет непонятно из-за меня или другого актера, но в целом дыхание спектакля будет другим. 

Публика со временем начинает ассоциировать человека с его сценическим образом. В комедиях Вы играете легкомысленных хохотушек, во «Всех моих сыновьях» совершенная противоположность. Какие роли вам чаще всего предлагают и насколько они совпадают с Вами настоящей?

Вообще, я отследила, что у меня две крайности – легкомысленные, одинокие женщины, которые готовы пойти с любым, или мамы семейства. Середины не происходит. Сложно сказать, какой я актер. Я, например, не знаю, какая я. По поступкам за 43 года жизни выстраивается какой-то стереотип за человеком, но какой у меня характер… Когда играешь разные роли, ты не понимаешь, какой ты на самом деле. Правда. Очень часто задаю себе вопрос, а какая я? Всегда влюбляюсь в свой персонаж, каким бы он ни был. У меня симпатия к нему, он становится частью меня. Я никогда не протестую против того, что играю, я все присваиваю.

Насколько важна для Вас реализация в профессии? 20 лет в театре – немалый срок. На каком месте у Вас работа?

Когда уже столько лет в профессии, очень сложно оценивать и говорить о своем отношении. Моя работа в театре – это неотъемлемая часть моей жизни. Сложно себя отдельно представить от этого. 

Помимо служения театру, я знаю, что Вы разносторонний творческий человек, увлекаетесь фотографией, пишете стихи. Уже вышел первый сборник произведений. Для Вас это хобби или так вы восстанавливаетесь после тяжелой эмоциональной работы в театре?

Это не хобби, скорее всего, это образ жизни – образ того, что я вижу, образ мыслей, образ чувств. Я увидела что-то и хочу это зафиксировать на фотографии. Возникает потребность собрать в какой-то рисунок – это касается и фотографии, и стихов. Это мироощущение, которое необходимо для себя как-то обозначить, придать форму. Как возникает потребность выпить воды, мне хочется зафиксировать то, что вижу и чувствую. 

Ваши подписчики в социальных сетях просят Вас, чтобы организовали выставку фотографий. Планируете провести подобную выставку?

Я думаю об этом, но технически это сделать сложно, во-первых, финансово невозможно пока, во-вторых, качество фотографий соответствующее нужно, я снимаю на телефон. 

Планируется ли выход второго сборника стихотворений?

Как я говорила, творчество и искусство – это процесс. Через год понимаешь, что половина из того, что ты написал, не то. Я помню то, что испытывала в тот момент, когда писала, для меня ценно, что оно было и зафиксировано, но то, как оно сделано, мне уже не нравится. Очень многое отметаю, и поэтому у меня осталось небольшое количество стихов. Мне помогает журналист Юлия Соловьева, очень меня подстегивает, дает надежду всегда. Бываю слишком самокритичной, понимаю, что надо себе что-то простить, чтобы сделать шаг вперед, но я этого не допускаю. В театре тоже. Считаю, что актер не должен играть во всем, что предлагают, он должен иметь воздух, время переосмыслить, чтобы потом выдать что-то свежее, пройти не по проторенным дорожкам, а чтобы на сцене была правда. Любая роль – это то, что собрано актером за какое-то время, его багаж. Если актер не успевает набрать багаж, он выходит пустым, простым ремесленником, у меня такое мнение. Даже если бы на меня сыпались роли, я дважды подумала бы, играть или нет. 

В чем плюсы и минусы работы в театре?   

Плюс в том, что, когда общая мировая ситуация сложная, болезни, войны, ты ощущаешь, что после спектакля зритель уходит счастливый, с какой-то надеждой. Зритель уходит с мыслями об этом спектакле, он будет о нем думать. Он немножко отвлечется от мировых проблем. И понимаешь, как же хорошо, что и ты причастен к воодушевлению, с которым уходят зрители. А минусы каждый находит, соотнося со своей личной жизнью. 

По Вашему мнению, театр учит зрителя чему-то новому? 

Есть зрители, которые приходят в театр осознанно, заведомо зная материал. А есть те, кто просто идут в театр, и даже неосмысленно с ними что-то происходит. Сама атмосфера театра, мысль о том, что человек посетил театр, он прикоснулся к чему-то возвышенному, чего в повседневной жизни он не касается, - это ступень выше привычного и обыденного. Поход в театр, если образно сказать, выпрямляет спину, поднимает голову. 

Какими качествами должен обладать артист, чтобы служить в театре и быть интересным зрителю?

В любой профессии важна порядочность. И это не громкое слово. Порядочность – обширное понятие, захватывает много вещей. Если человек не порядочный, он подсознательно не доверяет себе и на сцене происходит неправда, это всем очевидно, и ему самому.

Артист должен быть наивным. Он, скорее, должен допустить, чтобы его обманули, нежели он обманет. Актера все должно удивлять – рождение, смерть, старение людей. Артисты потому и артисты, что так смотрят на жизнь. И мне кажется, когда человек такой, он может быть только в этой профессии, он там защищен. Только эта профессия принимает и любит таких людей. Наивность помогает раскрыть образы и быть открытым всему, потому что есть внутренняя «пластилиновость». 

Театр не терпит концентрации актера на чем-то одном в жизни, да даже на самом театре. Потому что театр и есть синтез. Он собирается по крупицам из любви ко всему, что существует на этом свете. Театр становится плоским и «бездыханным», если не привносить живой опыт, истинно пережитые чувства и впечатления. 

О чем Вы мечтаете? Может, о роли определенной? 

Никогда не мечтала об определенной роли, даже когда была девчонкой. Я люблю интересный процесс. Мне может понравиться любая роль в интересном спектакле с интересным режиссером. Любая роль будет такой, какой ты ее сделаешь.  

Я далеко не Познер, но тоже люблю иногда озадачивать знакомых вопросами из «Опросника Марселя Пруста». Согласитесь ответить на один-два из них? О чем Вы больше всего жалеете? 

Ни о чем не жалею вообще. Искренне говорю. Я считаю, что любое обстоятельство - звено неразрывной цепи, заданной не нами. И как говорится, нет худа без добра, все так складывается, и понимаешь, что не было бы этого, если было то, о чем ты жалеешь. И потому у меня нет такого, я ни о чем не жалею. 

Литературное произведение, картина или музыка, которая произвели на Вас наиболее сильное впечатление?

Я считаю, что музыка имеет наисильнейшее воздействие на чувства людей. На меня такое воздействие оказывает музыка композитора Эдуарда Артемьева. Когда слушала, не зная, что звучит его музыка, это всегда какая-то невероятная боль. У меня был момент, когда я застала титры фильма «12» и музыку. Сам фильм не успела посмотреть и читаю в титрах, что музыка Артемьева. А вообще, на меня может произвести впечатление синтез чего-то, не конкретно в одном жанре что-то. Например, в фильме операторская работа с музыкой, как в старом советском художественном фильме «Осень», музыка Шнитке плюс пейзаж – ощущения, которые сложно передать. 

Беседовала Амра Амичба