Анна Константинова о "Широколобом": эпический масштаб

Известный российский театральный критик, театровед, журналист, член экспертного совета премии "Золотая маска" Анна Константинова посмотрела кинотеатральную версию "Широколобого" Ф.А. Искандера в постановке И. Сакаева и поделилась подробным отзывом о спектакле.

Рискну признаться: пандемия театральных видео-просмотров меня почти не затронула. Пожалуй, и пальцев двух рук будет много, чтобы обозначить мои успехи в этой области. Наверное, вынужденность, невольность ситуации виной — ну не могу. Даже самые «громкие», даже честно пытаясь... Даже испытывая некоторый комплекс при чтении восторженных фейсбуков. А возможно — именно то чтение и отторгает, ибо создает мейнстрим. А мейнстрим мне заранее скучно. То ли дело — заповедные дали, куда залетает редкая птица. Про одну из таких хочется немного поразмышлять.

Года полтора назад у нас в городе Петербурге появился новый театр, и это событие всколыхнуло мои ностальгические эмоции. Во-первых - «Левендаль» поселился в бывшем детском кинотеатре «Веснушка», где мне довелось бывать аж в дошкольные годы (а потом никогда). Во-вторых — театр начался с воплощения одного из знаковых литературных потрясений моего детства, рассказа Кира Булычева «Можно попросить Нину?». В третьих — когда-то мне очень по душе пришелся спектакль возглавившего «Левендаль» режиссера Искандера Сакаева «Ашик-Кериб»... Вот поэтому я с любопытством заглянула — и как-то незаметно досмотрела до конца «Широколобого» в исполнении артистов Русского театра драмы им. Ф. Искандера (Сухум).

Притча - это ведь литературный жанр. Режиссеры очень любят его «пристегивать» к афишам своих спектаклей, очень часто от жанровых особенностей притчи весьма далеким. А Сакаев часто ставит литературу в собственных инсценировках, пожалуй, давая повод говорить о «литературном театре Сакаева»: в репертуаре «Левендаля» - уже упоминавшийся Булычев, а также Достоевский и Замятин... Непохожие, но с узнаваемыми общими чертами, которые можно узнать и в «Широколобом».

Я читала про Широколобого уже давненько, поэтому текст абхазского и русского классика Фазиля Искандера в спектакле смогла воспринять почти как заново. Заново проникнуться той самой ностальгией по героическому прошлому, которая придает истории о непокорном гиганте-буйволе почти эпический масштаб. Здесь именно история, облеченная в прием «театра в театре», литературного «театра в театре»: актеры почти не играют своих персонажей, они больше играют именно текст, его ритм и обороты, его логику и развитие. Здесь нет контрапункта к первоисточнику, и есть вполне имеющая право быть пластическая и сценографическая иллюстративность - достаточно условная, но визуально ясная. Посконно-домотканные мотивы в костюмах, постоянные трансформации пространства, в котором фигурируют то доски, то коровьи (буйволиные?) шкуры, то колеса арбы (художник-постановщик Виталий Кацба). Фактурные подвижные артисты; характерная южная мелодика голосов и интонаций; темперамент, которому порой словно тесны вербальные рамки... 

Они рассказывают свою притчу, явно увлекаясь и то «впрыгивая» в образы ее героев, то словно спохватываясь и «выпрыгивая» в остраненный тон рассказчиков. Примеряя на себя их одежды или их шкуры. Кажется, что исполнителю заглавной роли Люпчо Спасову это особенно легко: он именно широколоб и коренаст, согнул в локтях поднятые руки — вот вам и буйвол. Хотя, конечно, всерьез играть животных тут нужды нет, все они притчей достаточно очеловечены. 

Материал, построенный в кинематографической логике «флешбэков», позволяет практически не отступать от первоисточника в сценической версии. Буйвола везут на бойню, и пока длится дорога в тряском фургоне, он вспоминает свою жизнь, словно готовясь к новой, и до поры не подозревая: скоро он окажется в том самом страшном месте, «где лошади плачут». А поняв, и в несколько минут пережив предательство людей, которым служил все свои буйволиные годы, не примет роль жертвы, а вырвется и поплывет в открытое море, и обретет в волнах свободу, которую не отнимет даже вошедшая в его череп ружейная пуля... Все это очень ярко предстает перед глазами зрителя, не в последнюю очередь благодаря выразительной световой партитуре (художник по свету Наталья Кузнецова, она же художник по костюмам). 

Нынешний мейнстрим предписывает ругать иллюстративность и повествовательность — здесь же они кажутся вполне уместными приемами, соответствующими возможностям и фактуре артистов, техническим характеристикам площадки и характеру литературного первоисточника. Подобную историю можно (а в каком-то смысле и нужно) именно рассказывать, может быть даже пересказывать. Сотни тысяч раз, из уст в уста, от прадедов к правнукам. 

Думается, что современный театр, пережив опыт десятков разнообразных «измов», имеет полное право возвращаться к таким вот, близким к традиционно-культурным, формам и строить спектакли по их законам. Не только для того, чтобы поведать что-то «литературное» своим зрителям. Но и для того, чтобы дискуссия о сценической форме оставалась в движении.

Фото: Т. Тхайцук (Sputnik Абхазия)